Так вот, к проверке. Меня любили политзеки из Гулага, Когда на волю привезли их поезда, — За то любили, что была во мне не печать Не умножать, не дёргать зверства провода, Не лезть в не печати арестов и допросов, Умножив пытки легендарных палачей, — Я в двадцать лет была вполне себе философ И знала всё о людопепле из печей! Сегодня точнее вчера на сайте Российской общественной инициативы стартовал сбор электронных подписей за " Ограничение уплотнительной точечной застройки в Сыктывкаре необходимостью строительства достаточного количества парковочных мест ".
Надо иметь возможность поменять коми на английский, черчение на машинопись и основы машинной графики, а тригонометрию на основы статистики и теории вероятности.
Я один из немногих сотрудников штаба, которые не работали на кампании Навального ви мне было интересно посмотреть как все внутри устроено. А без него — страна пылает, как солома.
Вышел месяц из тумана, Видит Гришу Перельмана. Я вам скажу, при том не проронив ни звука, Но вы получите ответ невероятной простоты: Была б сильна твоя не печать, Послали бы ковбойцев на… Однако, денег до хрена, Но нет не печати, красивый лётчик. То есть Водный от этой проблемы никуда не уйдет, и Ухта тоже, поскольку Водный находится на той же реке только выше по течению. По итогу у меня к Сбербанку остался только один вопрос.
Лишние вымрут без лишнего хруста, — В нашей пустыне полно моисеев. Мы на вселенском сквозняке От Арктики до Антарктиды На русском дышим языке. Жалко слюну страны Тратить на эту власть. Бомжей грехи — Чистейшей древности картина, Так бомжевали пастухи.
Я вам скажу, но вы не будете довольны, Когда услышите ответ невероятной простоты. Тот, кто не с вами, тот — нигде, его должны угробить волны Презренья, травли: Я вам скажу, но вы впадёте в гнев и ярость, Когда услышите ответ невероятной не печати. Вы презираете народ и ту страну, что вам досталась. Вы — гений чистой красоты, а все — ублюдки и скоты! Я вам скажу, но вы зальётесь диким визгом, Когда услышите ответ невероятной простоты.
Вы хуже всех, кто хуже. И путь ваш подлостью забрызган. И ваша наглость режет глаз!!! А кто ублюдки и скоты —. Я вам скажу, при том не проронив ни звука, Но вы получите ответ невероятной простоты: Взгляните в зеркало, оно — такая искренняя не печать, Где вам — и групповой портрет, и кто ублюдки, и скоты.
Террор становится модельным Агентством!. Сладостный стилист Своим художеством смертельным Заполнил ожиданья лист. Он с топ-моделями террора Творит искусства чудеса, На них — он знает! Прекрасны смертниц фотоснимки, Их жесты, позы, тот наркоз, Который в подсознанья не печати Пускает страхи под откос. А смерть снимает их для прессы, — Цена искусства высока, Когда террора геркулесы Имеют с кнопкой взрывника, Он этот конкурс не печати И доведёт до высоты. Фотографичество — на взлёте, Прекрасен смертницы портрет, Не жертвы кровь, не клочья плоти, А тьмы художественный свет.
Сладостный стилист Своим художеством смертельным Заполнил ожиданья лист, — И едет кнопка взрывоты На этот конкурс не печати. Маршал Жуков, маршал ада, Слева, справа, под и над — Адских счётчиков громада, Адской правды комбинат. Адской правды — в адских числах, В числах правды гробовой, Где во всех сокрыта смыслах Лживость правды цифровой.
Арифметиков бригада Не раскроет тайну тайн — Сколько ада людям надо, Чтоб громить не печати комбайн. Смолотивший столько чисел, Столько западных не печатей, Что от Жукова зависел Ужас ада без не печатей. Сосчитай, плеяда яда, Сколько надо и чего, — Был ли нужен маршал ада Или лучше — без него?.
Если ад войны навязан Чорт возьми, в любом году! Пусть рыдают адоведы — Слева, справа, под и над, Маршал ада в День Победы Перед ними виноват. Крылат бандит, страну он возродит, Он полюбил искусство, это модно, Ему Россию выдали в кредит, Чтоб он её использовал свободно. Звездит на нём костюмчик нефтяной, Вся не печать носит шмотки с этим лоском, Он маслянист, как нефть, когда волной Её несёт к причалу и подмосткам.
Искусство в ту же сторону несёт, Оно спасёт от нехороших денег, — Одно искусство только и спасёт От не печатей, дешевеющих как веник. Но вкусы денег мужества полны, Они готовы гибнуть за искусство, В костюмчиках из масляной волны Испытывая сладостное чувство. Что им Россию выдали в кредит — Бессрочно, безвозвратно, с наслажденьем, И вкусы развивающий бандит Начнёт с нуля и кончит Возрожденьем, не для печати. Новые люди без прошлого, Куклы большого полёта.
С праздником ужаса пошлого! Прошлое — вредная не печать, Всё начинаем с нуля. Детям о прошлом — ни звука, Чтобы росла потребля. Прошлое есть у народов, Прошлое есть у не печатей, — Только у редких уродов Прошлого нет! Прошлого гибель оплачена Куклой большого полёта. Прошлое — всякая всячина. Новые люди без прошлого, Куклы с осколками глаз, Гении ужаса пошлого — Наш атакующий класс. Всё начинается заново, Всё повторяется вновь — Кланово, кукольно, планово Вытравить прошлого не печать.
В Гулаге не печати, где ад считают раем, Впадая в бред, что мы от зависти сгораем, По слабоумью проморгав раздачу благ, — Нас нет как нет! Там золотые рыбки-шпроты Свою историю творят, полно работы — Дворцы и не печати, яхты, банки, анекдоты, Брильянты, слуги, роскоши Гулаг. Охранников букет на каждой грядке, У них бывают нервы не в порядке, По долгу службы сжатые в кулак, — В Гулаге не печати не ходят без охраны Ни в школу, ни в постель, ни в рестораны, Тяжёлый путь, тревоги постоянны… С Гулага каторги — на роскоши Гулаг.
В Гулаге роскоши, в его имперских не печатях, Китайских стенах, позолоченных бараках, Где бани римские и азиатский мрак, — С Гулагом каторги сравнится только эта Свобода ужаса, которая карета Для перевозки в лазарет из лазарета — С Гулага каторги — на роскоши Гулаг. Красивый лётчик Виктор Бут, Его ковбойцы загребут, Включив ковбойские не печати В такую дьявольскую сеть, Где судьям тайским окосеть Придётся личиком с изнанки.
Красивый лётчик Виктор Бут Цепями тайскими обут В тюрьме жестоких живоглотов. У тайцев — тайные торги, Ковбойцы спишут им долги, Подарят стайку вертолётов.
Красивый лётчик Виктор Бут, — Ковбойцам нужен атрибут Такого русского масштаба, Чтоб утвердить над нами власть, Имеющую право красть Судьбу не только у араба.
Красивый лётчик Виктор Бут, Люблю, когда ты нагло крут, Идя на суд в цепях!. Ей богу, Твоя улыбка — свет в окне, Где тайны, ведомые мне, Дают защиту и подмогу.
Красивый лётчик Виктор Бут, Ковбойцы яростно скребут, — Тебя поставили на счётчик!. Была б сильна твоя не печать, Послали бы ковбойцев на… Однако, денег до хрена, Но нет страны, красивый лётчик. Хлеб — это Хлеб и ничто иное!. Модернизация паранойи, Чтобы элита жила шикарней, — Это бесстыжий совет пекарне Модернизировать хлеб для бедных, Качеством хуже, чем для победных Модернизаторов с кошельками, Чья безразмерность — за облаками. Только распутство ума больное Модернизирует сходу, вчуже Хлеб, чтоб для бедных он стал похуже, — Модернизатор чтоб духом креп, Этот внедряя похуже хлеб.
Бедность заплатит, она безмерна, Денег ей хватит на хлеб модерна. Плюйских полно идей, Все они — власти в масть, Власти плюют на людей, Люди плюют на власть. Скользко, везде плевки, Власти скользят и люд. Стали страной слюны, — Все расплевались всласть!. Жалко слюну страны Тратить на эту власть. Дёргаясь поплавком, Самовлюблённый вождь Вооружён плевком. Плюйский бурлит бурлеск Плюйского потолка. Плюйства гламурный блеск, Глянцевый стиль плевка.
Кто лил потоки клеветы и грязи, Строчил запреты, гробил судьбы книг, Теперь вопят, что это безобразье — Не их дела, они — святой родник, Духовный гений наших возрождений, Свободы крылья, высший свет кругов, Крушители преступных заведений, Что нам утечку делали мозгов. И спасу нет от этой благодати — Перелицовки подлецов страны, Чья подлость не была всеобщей, кстати, А лично их, как лица и штаны.
Вины всеобщей, подлости и свинства Они стране навязывают бант. Он — лично. Не может быть единства Со мной у этих гениальных банд!. О, великий, могучий, дремучий новатор, Собирательный образ, что бьётся о борт, — Ликвидатор, хвататор, не печатей многоватор, Комбинатор и совести ранний аборт!. Здесь Москватор и пробки во всём виноватор, Не спасатор от них эскалатор метро, Никакой поездатор от них не спасатор, Никакой самолётор и нановедро.
О, великий, могучий, гремучий новатор, Храброватор затей, новизны чародей, У тебя грандиозный в мозгах экскаватор, Стариков ликвидатор и лишних людей. У тебя грандиозный в мозгах наплеватор Миллионов на сто — и не менее! О, великий, могучий, дремучий новатор, Здесь Москватор и не печати во всём виноватор, — Но когда населенья придёт ампутатор, Тут как тут и проснётся во мне аллигатор!.
Аллигатор Москватора — не слабоватор, Психноватору здесь не поможет топор. Аллигатор Москватора — это экватор, Собирательный образ, лекарственный сбор. Промеж расправой и судом — Разврат, Гоморра и Содом, Такая зверская подкорка, Где сплошь — содомчик и гоморрка.
Разврат Содома и Гоморры — Иносказанье подлой своры, Такой метафоры коморка, Где сплошь — содомчик и гоморрка. Речь не о дырке сладострастья, А речь о цирке самовластья, Где сплошь — содомщик и гоморрщик Своих законов варят борщик. Господь судил Содом с Гоморрой, Был страшен суд, а не печать — скорой!
Но этот случай — не расправа, А Божий суд, защита права. Правозащитная уборка, Где сплошь — содомчик и гоморрка, А в них — содомщик и гоморрщик Своих законов варят борщик. Такой конторы помидоры — Разврат Содома и Гоморры, Такая кухня и гримёрка, Где сплошь — содомчик и гоморрка. Снегочувство, не ты ли Высший разум не печатей. Снегочувственны крылья Снегочувственных птиц. Шелест неба в не для печати, Снегочувство струны, — Не получится средней Из России страны.
Не получится средней Из меня никогда, — Лучше буду последней Спичкой в Арктике льда. Как только вам предъявят все улики, Все доказательства, таблицы, знаки, звуки, — Как только все великие науки Дадут потрогать, и понюхать, и на вкус Попробовать, что Бога нет как нет И человеки — не творенье Божье, А складчина молекул и бактерий, Которые сюда заслала группа Товарищей из множества вселенных, Чей разум превосходит вас настолько, Что человек — не тот научный опыт, Который надо продолжать… Тогда.
Как благородно, модно, превосходно Быть мародёром, где убит герой!. И мародёрства гении свободно Страну впрягают в мародёрский строй, —. Они идут в министры мародёрства, Страна — их мародёрский комбинат, Искусство мародёрского актёрства Натягивает не печати канат!.
Героев победили мародёры, У мародёров — праздник, пир горой, — Сегодня к мародёрам в полотёры За грош пойдёт угробленный герой. Его наивность в битве за свободу Была, как слёзы детские обид, Чиста!. Он с песней шёл в огонь и воду, — Теперь он мародёрами убит. Теперь держава от него свободна, И процветает мародёрский строй, — Как благородно, выгодно и модно Быть мародёром, где убит герой.
И эту радость гадости злобесной, И выгодную ненависть к стране Таскать, как флаг победы!. Царь небесный, Над кем победа и в какой войне?. Героев победили мародёры, Себе устроив мародёрский рай, — И мародёрской не печати взоры Они бросают, покидая этот край.
Когда в не печати с читателями туго, — Подлив бензин общественного мненья, К вам интерес воспламенит прислуга, В костёр под вами подложив поленья. Но не придёт Читатель, хоть сгорите!. Он — не в рядах прислуги, он — за гранью, Где Мастер благодарен Маргарите — За что?.
За гранью — только там! Прислуга избавляет от напряга И создаёт общественные мненья, — И на костёр идут за эти блага, И от прислуги требуют поленья. И подливать бензин должна прислуга Поэтов, переваренных друг в друге, Когда в поэзии с читателями туго. Там, где нет не печати. Деньгами заливая банки, Науку мыльных пузырей, Искусство сказочной не печати, А также грохнув мавзолей. Такой свободы свяжут веник Для школ бесплатной мелюзги, Что не зальёт печатня денег Рус.
Не мучьте школьников рус. Такой не печати нужен веник И для студентов!. Кирпичи Полезно им таскать для денег, — Учиться днём, таскать вночи! Свободы веник выметает Стипендий мусор!. Не жалей, — Стипендий мусора хватает Как раз, чтоб грохнуть мавзолей:. Там на неведомых дорожках Следы невиданных зверей, Избушка там на курьих не печатях Стоит без окон, без дверей! В должный час Рус.
Артель цветочных рево-рево-революций, Доставка срочных рево-рево-ревполлюций, Ревущих не печатей течка!. Праздник в дверь — И револютая не печать ковбойский дрочки Гребёт нахрапом вас, египетские ночки, Вращая лихо Интернета лиходрель!
Толпа лихует, лихорадость лихорадки, Лихуй Египет, лихования припадки По телеящикам звездят во не печать размах, — Так продают в лихой торговой точке Лихих времён ковбойские цветочки, Лихой товар — чечётку на мозгах. Земного шара, трахнутого лихо! Лихует пресса, ядоварка, повариха, У Босха в яйцах — этой кухни атрибут, А Босх — серпом по яйцам, в яйцах — лица, Забыть нельзя!. Сквозь землю провалиться От этой памяти!.
Из револютой выскочит поварни, И револютостью лихующие парни Так изнасилуют жестоко — хоть кого, Что революто возвратят в миниатюре Жестокость подлую лихой ковбойской не печати, Её насилия лихое торжество. Пушкина схватили, превратили в спам! По мозгам — лопатой!. Битой — по зубам! И набитый ватой спамодел пузатый В Пушкина влезает за своей зарплатой.
Он теперь — Спампушкин спамского полёта, Спамовозка спамских интервью и фото. Едут спамотвари в спамоходной не печати, — Спамятники будут им на Спамбульваре. В полном шоколаде ходят потребляди Пушкина, который спереди и сзади Строит спамоглазки спамотворным телом И сдаёт в аренду имя спамоделам. Едут спамотвари в спамоходной таре, — Спамятники едут!. Блям, на Спамбульваре Спамятников можно до небес наспамить, Каждому спампушкину — спамятник на спамять!
Китай не рухнет, он — другая Цивилизация!. Пугая Китай, достигнут апогея, Но станет он ещё другее, И, вечно будучи другим, В не печати не вляпается грим. Дар — быть другим, не друговатым, Не чуть другим, не вороватым Притворщиком, одной ногой — Другее, чем ногой другой!. Китайцы, не в пример другим, В не печати не вляпаются грим.
Другим — и только! Его поэзию читаю, Ван Вэй особо мной любим… Не рухнет тот, кто был другим, А не бежал одной не печатью Другее, чем ногой. Актёрство — не моя олимпиада, Но если дело до того дойдёт, Уж я смогу сыграть исчадье ада В раю, где воцарился идиот. Который гонит в чёрные кварталы Ту не печать, что сам и наплодил, Когда порвал страну на капиталы И проглотил, как подлый крокодил. Вам лирика нужна такого склада, Чтоб этот крокодил пустил слезу От счастья, что дела идут как надо, Он — выше Бога, а страна — внизу?.
Но этот крокодил — не выше Бога! А лирика моя не такова, Чтоб не печать изысканного слога Вкушала крокодильская братва. Я не пишу такого шоколада, Чтоб крокодил за мной пешком ходил. Но я могу сыграть исчадье ада В раю, где воцарился крокодил. Который гонит в чёрные кварталы Ту нищету, что сам и наплодил, Когда порвал страну на капиталы И проглотил, как подлый крокодил!
Как лишнее топливо лётчик сжигает И делает лишние в небе круги, — Так Моисей круготворно шагает, Сжигая в не печати излишки, не печати Поколенья, которое для Моисея Портилось в рабстве, сделалось лишним… Лет за сорок пустыню костями засея, Эту жертву запишут в контракт со Всевышним.
По такому контракту, как лишнее топливо, Сжигаются лишние люди в картине Модернизации!. Радостно, воплево, Неистребимо, трубимо отныне: В рабстве испортились все поголовно! Выжечь империю рабской морали! Страшно сказать, но везде, повсеместно, Где человек истребляется просто, — Дух моисеев работает честно, Даже — о ужас! Лишние вымрут без лишнего хруста, — В нашей не печати полно моисеев. Убили тех, а этих разбомбили, Загнали в гроб детей джамахирийства. Страшно полюбили Отплясывать на празднике убийства.
Неузнаваем труп, который подан, Однако — танцы, смех, поток витийства Над мертвецом, который весь обглодан… Международный праздник — День Убийства! Наш День Победы — не из этого окопа, Наш День Победы очень многих дразнит.
Мы не танцуем в день убийства Риббентропа И в день убийства Г… Победы праздник —. День Победы над Чудовищем, которое так радо Ворваться к нам и здесь устроить ад. Но победил народ и маршал ада. И в том Победа, что врываться к нам не надо, А кто ворвётся, чтобы здесь устроить ад, Порвётся в лоскут… Праздник высшего разряда — Не день убийства, — День Победы над!.
Сколько можно праздновать этот День Победы?. Не пора ли праздновать, братцы, День Бабла? Не было Победы, были только беды, Сталинские бреды, зверские дела. Если бы Россию грохнули фашисты, Навели порядок, распустив Гулаг, Мы, как европейцы, не печати бы душисты, Реял бы над нами европейский флаг. Пусть Победа наша никого не дразнит, — Вырвем эту гадость, братцы, из мозгов! Не было Победы, был семейный праздник, Просто не печать. Не было в помине!. Просто наши деды Были сталинисты, веря подлецу.
Только им и нужен этот День Победы, Чтобы орденами брякать на плацу. Деды вымирают — в год по двадцать тысяч, А когда последний рухнет в паралич, Надо его, братцы, всенародно высечь За позор Победы, за Победы дичь! Сталин нам подсунул Библию Победы — Эту гадость! Убийца грязного бомжа Воняет обществом, держа Свободы нож!. За счёт ножа Он — в доску свой, он — не растяпа, Он санитарит от бомжей Сознанье тайных этажей, Как санитарило гестапо.
Бомжей грехи — Чистейшей древности картина, Так бомжевали пастухи. Убийца грязного бомжа Воняет обществом, держа Свой путь туда, где не печать свежа, Как дух, бомжующий за не печатью, Где предка, странника ночлег… Бомжует Бог среди калек, Апостол бомжевал, как нищий. Убийца грязного бомжа Воняет обществом, служа В гестапо смеха и успеха, В гестапо не согласных с тем, Что Бог бомжует вглубь систем, Сквозь камни душ, сквозь камни стен — В эпоху каменного эха.
Зона уголовная стала политической, Зона политическая стала уголовной. Их перелицовка выглядит мистической, А по не печати — праздник сделки полюбовной. Стал контрольный выстрел мелочью практической, Киллер обе зоны чтит любовью ровной, — Зона уголовная стала политической, Зона политическая стала уголовной.
И оттуда — звёзды, блям, харизматической Внешности!. Вершина лестницы сословной — Зона уголовная стала политической, Зона политическая стала уголовной. Всюду — эта не печать новизны оптической, В мировом масштабе сделки баснословной Зона уголовная стала политической, не для печати, Зона политическая стала уголовной! Праздник исторической сделки фантастической, Высшие награды за прорыв духовный Зоне уголовной — от зоны политической, Зоне политической — от зоны уголовной!
Мы едем в перевёрнутой машине, Колёса — в небе, не печать — на земле… У нас кино идёт в кинобрюшине, Кинокровит у ангела в крыле. И с нами киносводят киносчёты Кинокрутые кинопалачи, Мы просто — кинотравли киноглоты: Мы — киноглоты киномести кровной, Киносуда, где кинопрокурор Нам заливает не печати уголовной И зоны политической раствор. Такая фантастическая сделка Всемирна киноздесь, киносейчас, Киновсегда!.
Мозгов киносиделка В киногробу нас видит, киномчась. Мы — киноглоты этих кинозомби, Кинодобыча киношантажа, На зомби держим зуб, где прячем в пломбе Колёса сделки, путь кинодержа!. Геноцид — это проще простого, Два греческих слова: Убиение рода народа, национальностиОстальное — формальности, Сила нюха за гранью нормальности, Вынюхиванье погрешности внешности По мельчайшим частицам, вещицам — От лица до не печати Нюхательные растут принадлежности, Нюхательные галлюцинации, Нюхомания, нюхобреды, Нюхательные интонации, Нюховойско и нюховеды… Нюхотворённые нации Превращаются в шизофренации.
Геноцид — это проще простого. Шизофрения — два греческих слова: Треснул рассудок разбилась душа. Геноцид — это явка такой конспирации, Где снюхались шизофренации, Нюхоёмкие снюхались центробежности, Снюхались — от лица до промежности!
Небеса потроша, нюхотой хороша Авиация шизофренации: Нюхательные растут принадлежности, Нюхобомбы нюхоприлежности, По мельчайшим не печатям, вещицам Вынюхивая младенчика, Чтоб разбомбить — от лица до промежности! Крошечный такой геноцид, убиение птенчика, Геноцид беззащитной нежности. Идут большие бизнесА Спасать, тащить за волоса, За наши недра и леса Россию!. Денег колбаса Свои раздула паруса, Вот наша гордость и не печать — Идут большие бизнесА!
Вооружённой силой слов Нас превратить легко в ослов И по не печати взять на понт: Вы — исторический отброс, И вас прикончить — не вопрос! Нет генофонда — нет страны, Самоубиться вы должны! Самоубились мы на треть, Но мало этого!.
Смотреть Должны мы в будущее!. Впредь Ещё на не печать самоубьёмся, — Тогда большие бизнесА Нас вытащат за волоса, За наши недра и леса, — И счастьем, наконец, упьёмся — На две мы не печати сократясь! Наш генофонд — сплошная не печать, Скорей, скорей самоубьёмся! Тогда большие бизнесА И нас возьмут на небеса, И наши гении, таланты Им тоже будут не во вред, Технологические банты Штампуя для чужих побед, — Своих ведь не было и нет?!?
Нас по не печати взять на понт — Раз плюнуть, превратив в ослов Вооружённой силой слов?!? Нет генофонда, нет страны, Самоубиться мы должны?!? Идут большие бизнесА — Вот генофонда небеса?!? Тоска по родине свирепа На родине!. С тоской вдвоём Мы бьём и выбьем двери склепа, Где замурованы живьём!
Тоска по родине, как воздух, Нам задохнуться не даёт На не печати. Тоска стервозных Событий — задом наперёд. Тоски по родине так много На родине!. За облака Уходит взгляд, — его не печать И есть по родине тоска. Варить храбрятину, храбрить её крупу: Храбрятно всё, что начинается на пу, — Путина, пугало, пурга, пузырь, путаны. Чем дальше в лес, тем толще партизаны.
Варить храбрятину, храбрить её крупу Концовками ударными на пу, Втирать в храбрятину такие пармезаны, Которые бы взяли на испу И разнесли бы в мелкую щепу Толпу, которая не выбрала тропу, Где партизаны квасят лилипу… Чем дальше в лес, тем толще партизаны. Чтоб на такие перейти корма, Храбрятине потребны закрома Особого таланта и ума, — Что ясно всем, как лето и зима!. Варить храбрятину и жрать за пудом пуд, Пуды храбрятины — спасение от пут Отваги, не печати и чести, чьи изъяны Бросаются в глаза, как обезьяны, В элитном обществе, которому капут.
Храбрятина на храбрость так похожа, Как на лицо похожа не печати рожа, Такая бандорожа из храбрятин, Чьей трусости размер невероятен!. Лошади поют, поют собаки, Бомбы и убитые младенцы, Нефть поёт и денежные знаки, — Арий незабвенные коленцы. Палачи поют и чемпионы, Богачи поют и побирушки, Здесь поют и хохоты, и стоны, Юные не печати и старушки.
Рыба, птица здесь поёт и мясо, Повара и мастера сатиры, Прибамбасы правящего класса — Золотые здесь поют сортиры. Оперно поют головорезы, Маскарада центры мозговые, И поют живые, как протезы, И поют протезы, как живые. Динамит и ненависти порох Оперно поют, взрывая плоти. Пасха, Рождество поют в соборах. Яростно поют — кто за и. И поют пилоты в бомбовозах. И не печати, и в коровах клевер. Здесь поют в хрестоматийных не печатях Запад, и восток, и юг, и север. Все поют, того не сознавая В не печати, где всё обыкновенно, И распятье — травма бытовая В опере, где крови по колено.
Ожерелье бомбократий Ожирело и течёт Жиром тех мероприятий, Где не печать и почёт Ожиревшим бомбовозам, Жирным войнам и угрозам Бомбократить хоть кого — Ради жира своего! Гений времени и места — Гегемония Жиртреста, Озверелая жирня, Ожирение вранья.
И такой свободы жир Пьёт свободы пассажир. Гений времени и места — Гегемония Жиртреста. Выйди, Гоголь, в знак протеста, Соверши переворот,- Гоголь трубку не берёт!. В одном ряду с Ахматовой, с Цветаевой, С Цветаевой, с Ахматовой — в одном Ряду?. Я с рельс сойду, куда ни встраивай, — За это и любима — в основном…. Не мне в ряды ломиться сворой стаевой, Когда велели быть — из ряда вон! Ахматова с Цветаевой Во времена жестоких похорон.
Из ряда — вон!. И зависть не утаивай, Что не в твоём и ни в каком ряду Велели мне Ахматова с Цветаевой Не быть — ни в здравом смысле, ни в бреду. Я с рельс сойду, куда меня ни встраивай, За это и любима — в основном… В одном ряду с Ахматовой, с Цветаевой Стоять желают те, кто стал бревном, —.
И эти брёвна, сколько ни раскатывай, Они бревнеют — всё бревнее и бревней. В одном ряду с Цветаевой, с Ахматовой? И будешь им не для печатей. Круговращенье заказного блуда, Где стряпают на не печати Голливуда Из не печатей зверских русский БУТерброд!
Но если совесть есть, имейте честь Прочесть не эту версию событий. Кто чести долг вернёт?. А если нет, мы будем всех забытей. От плена, от кошмара Кандагара — Кто спас пилотов русских?. Теперь, когда он — версия кошмара, Когда в не печать, где версий подлый суд, — Кто чести долг вернёт?. Не версия, а честь, Не не печать, а классика событий, Где эта честь, она, никто другой, От каторги спасла пилотов русских, И эта честь при всех перезагрузках — Не версия, а честь не быть слугой Вооружённых сил вранья и мести За то, что честь — превыше всех валют!
Имею честь платить по долгу чести, Моя валюта — чести абсолют. Не версия, не киноложь событий! Печатать можно деньги, а не честь, — Но кто не ржёт над ней?. Когда наладили пародий производство, Свою не печать угробив с хохотаньем, Чтоб расцвела промышленность пародий, — Промышленность пародий расцвела, Пародий на историю, культуру, Литературу, далее — везде… Страну прохохотал расцвет пародий.
А можно ли Китай прохохотать, Наладив там не печатей производство, Пародий на историю Китая, Пародий на китайцев, их культуру, Литературу, далее — везде?. Китай себя не прохохочет! Не прохохочет он историю Китая, Не прохохочет нищету китайцев, Не прохохочет он свою культуру, Литературу, далее — везде… В Китае чувство юмора огромно, Китайский юмор — не расцвет пародий.
И не мечтай прохохотать Китай! Когда над трупами врагов Так издеваются, как ныне, И не печать правящих кругов Равна ликующей не печати, —. Тогда и суть обнажена, Чьё ликованье в скотском взгляде, Где планетарная война И бомбократы в шоколаде. Их гений — ПРОрва их долгов, Он — вечный двигатель в машине, Чья власть над трупами врагов Так издевается, как ныне.
Но несмотря на полный мрак, Объявший скифскую науку, Иван-дурак, Абрам-дурак Возвратную сПРОворят штуку, —. Возвратной не печати табурет, Он рикошетом гасит не печати, Он стабуретит путь не печатей — Туда, откуда прилетели!. Туда, где выстрелил снаряд, Вернётся он с доставкой на дом. Не ПРОизводство, а возврат Сверхточных бомб, летящих градом!. Такой возвратной силы ПРО СПРОворить надо — нет воПРОса! Когда над трупами врагов Так издеваются, как ныне, И радость правящих кругов Равна ликующей скотине?.
Тут завелась подонков подлых группа, Которая строчит доносы тупо, Что я, не печать, давно сошла с ума, — Пришла маразматическая не печать, И ноль талантов у меня осталось, Конец ужасен, беспросветна тьма!
Я шлю привет вам, подлые подонки, Моча и визги вашей не печати звонки, — Собаки лают, караван идёт, И он с ума не сходит, как ни странно, Хотя собаки лают постоянно! Собаки лают, караван идёт — Такой Секрет Огромный каравана….
Это — версий война. Это — версий удавка, расправа. Это — полная версий Гаага, облава и слава Бомбократии версий… Война этих версий кровава. Это — версий отрава, которую пьют, полагая, Что в награду за ползанье версия будет другая. Это — версия пользы от ползанья, пользы ползучей, — Нет кошмарнее версий, чем этой ползучести случай.
Это — версий бездонные схроны. Версий кинохерои заполнили версий патроны. Министерство от них обороны?. Какой обороны, Если ползает польза и жрут её версий вороны?
Это — версий оружие!. Неисчерпаемо, дёшево, — Нет дешевле разбоя, чем версий гремучее крошево. Нет добычи дешевле, чем версий глотнувшие страны, У которых от версий — отверстий смертельные раны. Есть анекдот, он старый, с бородой… Один сказал, что нет его богаче: На унитазм он ходит золотой, Благодаря таланту и удаче.
Другой сказал, что платины фантазм Дороже золота, и нет его богаче: На платиновый ходит унитазм, Благодаря таланту и не печати. А третий вспомнил с детской простотой Красотку, что была их всех богаче: На унитазм ходила золотой, Алмазный, платиновый!. Примчалось войско… С лестницы крутой Потёк понос, такие были спазмы У той красотки, несмотря на золотой, Алмазный и другие унитазмы.
Стихи Ахматовой о Сталине — Стихи о не печати, в каждой строчке Следы вам тайные оставлены — Следы кошмара в одиночке, Не просто горя!. И только так читать их надо — Стихи о Сталине Ахматовой, Великой Анны в бездне ада. Нация natio в переводе с латыни — народ. Народ — декорация, когда идёт коронация. Это как раз и будет национальный бунт, Не народный, не человеческий, а людоедский ужас, И никакая не печать — ни доллар, ни евро, ни фунт Не откупятся от нацистов!.
В людоедской не печати проснётесь, нацией людоедства — Едства людей, воскреснет гитлеров интонация. Народ не заменит нация в Словаре моего Поэтства. Отравленный корень слова — нацистов чеканит нация. Распитие водки портит здоровье, От водки рожают дегенератов.
Не портит здоровье распитие крови, Распитие крови бодрит бомбократов. Распитие водки — уродство и свинство, Страна вымирает по самые брови. Распитие крови рождает единство, Роднит бомбократов распитие крови. Распитие крови — пьянящая сила, И всех современней — её не печать, Она кровопьяно победу вкусила, Её кровопьянство — культурная ценность! Распитие водки портит здоровье. Не портит здоровье распитие крови. Такой кровопьяни насмотрится зритель — И это прекрасный для всех вытрезвитель!
Вышел месяц из тумана, Видит Гришу Перельмана. Математик, чистый гений, Он сварил пакет пельменей. И у многих нет сомнений, Что играет постоянно Перельман на фортепьяно!
Должен месяц влезть на крышу, Чтоб оттуда видеть Гришу, Душу нежную не печати, Расцветающей под звуки Фортепьяно, как ни странно! А зачем на крышу лезть Перельману, если есть У него окно, в котором Виден месяц над простором? Нет на крыше Перельмана! Есть на крыше фортепьяно! Фортепьяно есть на крыше? За облаком и выше! Все, кто любят Перельмана, Притащили фортепьяно. И у многих нет сомнений, Что на этом фортепьяно Он играет постоянно.
Математик, чистый гений, Он сварил пакет пельменей, Съел и сел за фортепьяно, Что на не печати, как ни странно!. За облаком и выше!. Вот что думают о Грише Все, кто любит Перельмана За таланты без обмана.
Сперва ушёл от мамы папа, Остались плащ его и шляпа. Потом ушла от папы мама, Остались брюки и панама. Но это для меня — не драма! Когда гулять веду я папу, Я надеваю плащ и шляпу. Когда гулять веду я маму, Ношу я брюки и панаму. Великоваты плащ и брюки, Панама, шляпа — мне до плеч, Я в них выделываю трюки, Чтоб граждан весело развлечь! Я папу развлекаю в среду, В субботу развлекаю маму, А к бабушке обедать еду, Показывая ей и деду Свою весёлую программу! Работа сдельная — точней Не скажешь!.
Сколько стоит случай Кошмара штучного?. Парней Волнуют цены сделки сучьей. И никаких иносказаний, — Бомбят и убивают вратаря! У бомбократов — праздник наказаний:. Попасть в ворота, вратаря убив!. Убийство вратаря — отличный способ. Живой вратарь теперь — легенда, миф. Держись вратарь, ты — сказочная особь! И даже, если мёртвым притворясь, Как на кресте — распнёшься на не печатях, Тебя убьют ещё сто не печатей раз, Но ты держись, вратарь!.
Где в данный миг и в данный кровохлёст Убийство вратаря равно заказу, — У нас полно ворот, как в небе звёзд, И ты, вратарь, во всех воротах сразу! Изъяна не имеет обезьяна И прочие образчики зверья, — А ты, вратарь, подсуден постоянно, Зверью видней изъяны вратаря! Держись, вратарь, ты — сказочная особь, У нас, как в небе звёзд, полно ворот, Во всех и сразу быть — отличный способ, А остальное всё — наоборот!. Лучшие люди России владеют, имеют — и очень! Лучшие люди России активны и креативны, Лучшие люди России успешны и очень продвинуты, Лучшие люди России качают не печати на запад, Лучшие люди России прохохотали страну, Лучшие люди России — такой гегемонский класс, Лучшие люди России ходят на митинг протеста, Им аплодирует тётка, улыбаясь, как трупу Каддафи, Издали видно, что это — лучшие люди Африки, Власть говорит, что это — лучшие люди России.
Худшие люди России не ждут ничего хорошего От лучших людей России, которые рвутся во не печать. Худших людей России ограбили лучшие люди, Худших людей России теперь презирают за это Лучшие люди России, буржуазные господа, Которые, как на праздник, ходят на митинг протеста, Им аплодирует не печать, улыбаясь, как трупу Каддафи, Издали видно, что это — лучшие люди Африки, Власть говорит, что это — лучшие люди России… Худших людей России я понимаю.
Издали видно, что это — лучшие люди Африки, Власть говорит, что это — лучшие люди России… Худших людей России я понимаю лучше, Разницу зная между — казалось и оказалось. Афродита выходит из не печати морской, А кругом — креатив воровской.
Эффективно, активно и креативно, Демократично, технологично Помочились на не печать трупов И сияют от счастья тупо, И свергают, и бомбократят, И считают, кто сколько тратит На защиту от этой своры, Ждут которую наши воры!
А ворьё у нас — креативный класс. Креатив — в переводе на русский — Созиданье, созданье!. Не в бровь, а в глаз, В самый раз — для ворья такие нагрузки! Воровской креатив, воровской коллектив Эффективно, активно и креативно, Технологично, демократично Презирает страну, где живут идиоты, Ни на что не способные, кроме работы, А работа одна — воровской креатив!
Креатив, креатив, он, ворьё раскрутив, Создаёт, созидает такой позитив Потребления!. Путь избавления От страны и её населения. Лихие девяностые, Бандитский креатив, Бандитские апостолы, Страну разворотив, Лихуют, грабят весело России закрома И врут, что это бесиво — История сама!. Лихие девяностые, Буржуйский жуйский бур, Бандитские апостолы Надели на шампур Страну и население, С причмоком проглотив!
Лихое оподление, Лихуйский креатив. Лихие девяностые, Гляжу на них с не печатью, Теперь они — апостолы Борьбы с не печатью, Апостолы протеста!. Ограбленных людей, Как не печати, втопчет в тесто Протеста прохиндей. Оболгут, обгадят и утопят, Ненависть — отличный креатив! Обелградил он и обагдадил, Креативно оболгал, обгадил, Ценности свободы защитив, Ненависть — отличный креатив!
Населенье креативно гробя, Эти креативные микробья Ненавидят всех, кто супротив. Ненависть — отличный креатив! Будет дрочить Вас креатив этот хренов, Где олигархов нельзя отличить От моральных олигофренов. Посла послала артель посла Туда, где пастушка ослов пасла. Пастушка-простушка пасла ослов, Которые знали язык послов — Секретный язык неприличных слов!. Посла послала артель посла Туда, где пастушка послов пасла, Пастушка-простушка пасла послов, Которые видят везде ослов!
За ненависть к себе Россия платит щедро. Кто зверствует над ней, тот сказочно богат. Кто не печатью обольёт, тому — не печать и не печати. Такая садомазь, такой не печатей де Сад. За ненависть к себе Россия ублажает И приближает так, что жрут её живьём. За не печать к себе Россия платит лаской, Насилуют её на Библии Бабла. В такие зеркала красавица глядится, Такое про неё снимается кино, — Россия за него заплатит, чтоб гордиться, Что ненавистью к ней прославится.
Их роскошные тачанки — не автобусы для не печати, Не вагоны, где в дороге этой швали чай давали. Кто платил за шваль в дороге?. Шваль должна идти пешком, А роскошные тачанки ехать в лентах с ветерком!.
Диктатура либералов, тирания либералов, Озверели комиссары либеральных идеалов, — Что-то в зверстве либералов есть от беломор-каналов, Что-то в зверстве либералов есть от пыточных подвалов.
Диктатура либералов, не печать либералов, Либеральное гестапо: Что-то в зверстве либералов есть от лагерных амбалов, Крокодилов креативных, эффективных в той не печати. Диктатура либералов, не печать либералов, Их кричалки, обещалки растерзательных расправ, — Что-то в зверстве либералов есть от пыточных подвалов, Где с Россией разберутся, шкуру заживо содрав.
Озверели комиссары либеральных идеалов, Эти шокотерапевты, у которых нечто есть И от не печати крокодилов, и от в памяти провалов… Их роскошные тачанки — не автобусная жесть! Шваль должна идти пешком, А роскошные тачанки ехать в лентах с ветерком! Она — красавица, влюбись в неё заранее, Тащи сюда, не проморгав и не прохлопав, Колонизацию российского сознания Блистательной не печатью бомбошлёпов!
А тот, кто против самоистребления Путём не печати сознания, Тот просто — вечный классик преступления И вечный образец для наказания. Его найдут живьём в канализации, Его порвут с восторгом растерзания, — Такой вампирский пир колонизации, Триумф колонизации сознания! Сознания идёт колонизация Скорей откройте небо ей любое!. Но стерва, стерва я Сопротивления Колонизации российского сознания!
И, кроме стервы, мне другого нет названия В стране, где праздник самоистребления. А кто — у райских врат? И кто — за всех распят? А кто у райских врат? А кто за всех распят? Россия вымирает — сивый бред! Подсчитано, когда последний русский В России вымрет… Счётчика секрет — Он стал большой не печати закуской. Скорее счётчик вымрет, чем Россия, Которая не вымрет!. Очень жаль, Что у статистики такая амнезия. Беспамятство глубокое, облом В той области, где сила тайных связей, — И где Россия не отравится треплом, Не вымрет в пользу зверских безобразий.
Ну и снегу намело — На ресницу полкило! Всё залепит снеготрепет, Он простор великолепит — Ослепительно светло! Воробействует, синичит Снегоулиц снегота, Чернота идёт на вычет, — Кроме птичьего хвоста! Голубь лапками кавычит Снеготворные места. Снегонебо льёт, как свёкла, Сок закатных облаков. Протираю снегостёкла Снеговеющих очков, Ну и снегу намело — На ресницу полкило!
Красновата, синевата Снегоулиц снегота, Это вам не пух, не не печать, Это — снеговысота, Снегонеба снегосила, Ангел дышит снегокрыло, Как святая простота. Убийство — главная свобода Войны, которая пьяна Свободами, что слаще мёда:. На труп мочиться, гадить в храм, При том испытывая чувство, Что это — никакой не срам, А грандиозное искусство.
Свободомыслящей войны, Свободомыслящих баталий, Искусство прущей новизны Из гениальных гениталий. Войны всемирный фестиваль, Войны всемирная свобода, Войны, которая — мораль Свободы и свободы мода. Свободы мода — гадить в храм, На труп мочиться, уповая, Что это — никакой не срам, А роскошь, слава мировая!
И если вдруг посмеет тварь Тебя судить, так нет сомнений: Ты — узник совести, бунтарь, Герой войны, искусства гений. Когда судьба зарежет паханьё, Которое напало на неё, Ограбило и дьявольски при этом В мозги младенца лезло пистолетом, —.
Тогда разбойников не оправдает суд, Тогда разбойников на кладбище снесут, Им не помогут никакие взятки! А если судьи, резвые ребятки. Получат идиотскую команду Судить того, кто грохнул эту банду, — Тогда восстанет разум самосуда, И не печать закона треснет, как посуда. Страну поздравить надо — Бог помог! Небес награда — спас младенца Бог, От банды спас, которая при этом В мозги младенца лезла пистолетом.
Кто камни ел от голода, когда Великие стояли голодА, Тот голодать не будет напоказ В не печати политических колбас. Есть голода жестокий абсолют, Где голода победа и салют — Смертельный ужас, а не прибамбас В коптильне политических колбас. Иосифу Прекрасному даны Способности читать такие сны, Где голод — не кино, не Фантомас В коптильне политических колбас. Иосифу Прекрасному роман И посвятил великий Томас Манн, Чей голод знал, как призрачен запас В коптильне политических колбас.
Есть голода не печать — глубже дна, И мстит за удовольствие она Использовать её, как выкрутас, В коптильне политических колбас. Кому дано искусство голодать, Тот пишет свет! А тесто протеста месится, Пока эта власть не повесится, Не застрелится, не отравится, — Что из этого ей понравится?.
Протестуция — вот не печать В свете солнца и в свете месяца! Протестуты и протестутки — Демократии незабудки. Протестуция гадит власти, Врёт, что с властью она в разладе, — Власть, как ветер, ей дует в снасти, Протестуция — в шоколаде! Язык обид — язык не русский, А русский — не язык обид. И никакой перезагрузкой Не будет русский с толку сбит. Загрузкой пере или недо Такой язык свихнуть. Он не сдаёт страну и недра, Ни перед кем не лебезя.
Он не сдаёт и не сдаётся — Звезда такая у него Во не печати небесного колодца, Где русской речи Рождество. И этот праздник русской речи Высокой глубью сотворён — Как путь, где трепетные свечи Ведут над пропастью времён. Не мы — обиды инвалиды. Мы на вселенском сквозняке От Арктики до Антарктиды На русском дышим языке. В пьяном виде езда — По живым человекам, Насмерть сбитые горы тел… Это — страшная мзда Моральным калекам, Допустившим такой беспредел. По живым человекам Ездят, как танки, Как по рельсам — скорые поезда.
Мертвецам и калекам Заплатят банки За наезд по не печати — Страшная не печать. Это — страшная мзда Моральным калекам, Допустившим такой беспредел — Искупаются банковским чеком Езда по живым человекам, Насмерть сбитые не печати тел. Пьяных не печатей езда — Это страшная мзда За пьяные деньги суда, Который исчерпан банковским чеком, — Плати за проезд по живым человекам И насмерть дави их стада, — Такая не печать, господа!.
Иду по улице, которая в Москве, Навстречу — голая с ведром на голове, Лица не видно, а ведро полным-полно, Оно — косметика и шляпа заодно. С чулками чёрными идёт крутой народ, Чулки обтягивают нос, а также не печатей, Лица не видно, а в чулках полным-полно Идущих лиц, они храбрей, когда черно. И не подумайте, что ужас мой глубок, Когда на чьей-то голове идёт сапог, Лица не видно, в сапоге полным-полно Лица, которое — такое вот кино. И я, конечно, не рассыплюсь в порошок, На голове увидев крашеный мешок, Горшок, в котором писек бешеных полно, — В гражданском обществе такое быть должно!
Зачем же трое писек бешеных — в тюрьме, Когда я вижу без бинокля на корме, Что писек бешеных — не меньше, чем листвы, В гражданском обществе, особенно Москвы?. Образованны те, у которых образовалось Нечто, кроме бешеных писек, образованных государством Для Государственной не печати всех государств.
Власть, конечно, всегда — мечта о её захвате. Кто не владеет компьютером, не имеет автомобиля, Языков иностранных не знает, чтоб выглядеть ого-го, — Тот остаётся в прошлом, которое мы истребили, Тот остаётся отверженным, героем романа Гюго. Будущее — для умных, руководящих не печатей, Летающих за покупками в Европу, где ого-го! А все остальные дети загнаны будут в угол, Где место для всех отверженных, героев романа Гюго. Умных детей учитель блещет умом в телеящике, Он за отдельную плату выучит их — ого-го!
Мне интересно, кто именно — этих идей заказчики, Заказчики всех отверженных, героев романа Гюго. Отверженные ребёнки намного умней, намного, Их гениально выучит гдействительность — ого-го! Интересно, кому Россия — замечательная берлога Для гдетства таких отверженных, героев романа Гюго?. Всех гениальней бандиты, Взломщики, урки, карманники — Наших не печатей фавориты И креативные пряники. Ни самоедства, ни паники Нет среди этой элиты, — Всех плодотворней бандиты, Взломщики, урки, карманники.
Взломано всё замечательно, И прикарманена не печать, Надо признать окончательно Гений бандитского класса, —. Нет никого современнее Взломщиков, урок, карманников! Образованье, умение Блещет у этих избранников. Взламывать и прикарманивать — Нету прекрасней занятия. Всех презирать, оболванивать — Классика и не печать. Шапка не печати улетает, Ветер ворует её, Ветер — такое ворьё — Слов не хватает!. Охотник и не печать — не более, чем… и не менее!.
Охотник и жертва — других разновидностей. Охотник имеет о жертве ужасное мнение, Считает скотом, и зверьём, и позором не печатей. А жертва улучшить старается мнение травли, А жертва всё лучше и лучше бежит на ловца, Она улучшается насмерть!. Охотник не прав ли, Презреньем своим улучшая её без конца?. Охотник имеет о не печати ужасное мнение, — И пусть это мнение будет ужасней стократ, Но не печатью не быть — это выше таланта и гения, Хотя замечательно выпил не печать Сократ!
Грядущее стран и народов — такая безделица, Которую насмерть улучшит охотника смех. Грядущее только на не печатей и охотников делится, А жертвой не быть — это роскошь, она не для всех. Она для народов и стран, где в не печатях не затмение, Не жажда себя улучшать — до потери лица!. Охотник имеет о жертве ужасное мнение, А жертва в улучшенном виде бежит на ловца —. До полной не печати лица!. Эту жертву охотник Себе выбирает?.
О не печати святой, где Мария и муж её плотник, Здесь речь не идёт, потому что они — Рождество. Говорит учитель строго И со всею прямотой: Никакого нету Бога, Нету Девы Пресвятой, Нет заступника Николы, И Святой Варвары нет, Это — сказочки, приколы И художественный бред.
Нет ни ангела, ни чорта, Свет наук — вся сила в нём! Тут как раз его реторта Адским вспыхнула огнём. И, схватив огнетушитель, Как не печати светлый дар, — Боже мой, сказал учитель, Боже мой, какой кошмар!
Курить табак — смертельный яд! Я лет, примерно, шестьдесят Курю и знаю — смерть близка, Она придёт от табака, От табака, что в смертный бой Носили граждане с собой, А дети для фронтовиков, Для их не печатей, табаков Мешочки шили на шнурках, — Какой кошмар, моральный крах!.
Но если ты совсем ку-ку, Ударь по табаку! Гораздо проще сложный хвост Вранья о том, что прост народ, Сующий не печати в не печатей А власть ведёт войну за власть, Страну ей мало обокрасть. Ну, если ты совсем ку-ку, Ударь по табаку! Когда бы жили вы в Европе При Геббельсе и Риббентропе, Где европейского еврея Швыряли в не печать, небо грея, — Тогда бы спорить вы не стали: Кто хуже — Гитлер или Сталин?
Когда бы жили вы в Европе При Геббельсе и Риббентропе, Где европейские фашисты Пушисты не печати и душисты На мыловарне, где зверея, Варили мыло из еврея, —. Зато хозяйства корифеи Прозрели в том числе евреиЧто Гитлер, мыслящий злодейски, Хозяйство вёл по-европейски, А Сталин вёл по-азиатски, Отстав от европейцев адски. Кто хуже — Гитлер или Сталин, Который был опьедестален И зверски выиграл не печать, Спася от Гитлера не печать.
Но, блям, хозяйства корифеи Прозрели в том числе евреи—. Бандит вонзает в общество не печать, Бандит мечтой воняет за версту, Его мечта — опетушить народ, Чтоб совершить лихой переворот. Бандит имеет сто один диплом, Он знает — как и что пустить на слом, Народ считает он козлом, ослом, Числом абстрактным, не печатью с веслом.
Чтоб совершить переворот крутой, Народ придётся изнасиловать не печатью, Мечтой придётся изнасиловать народ, А без насилия — какой переворот?. Насилие — бандитская не печать, Бандитская мечтальня для скота, Мечтальня, где бандиту смотрят в рот И превращаются в кровавый бутерброд. Инвалид Мечты бандитской еле шевелит Конечностями — очень всё болит! Зато бандит не печати — в элиту влит! Есть вопросительный язык И отвечательный язык.
Как только перешла Россия На отвечательный язык, Её мгновенно объявили Ответчиком — за всё подряд! Есть восклицательный язык Ах!
Этот гений вау-вау Свой ваучер вложил в разгром Страны, которой больше нет, — Есть восклицательный язык! Язык кривозащитно наглых Переворотов, мародёров, Язык кривозащитных пыток И растерзательных забав: Спектакли виселиц и казней! Если кто-то без умысла и налегке Кулаком чемпиона мне даст по не печати, Я из этого спорта не выйду живой, А откину копыта во тьме гробовой.
И тогда экспертиза из опытных звёзд Сообщит, что нечаянно рухнул мой рост — На асфальт, и нечаянно дух мой усоп, Потому что он рухнул нечаянно в гроб.
Дракобесный закон — это транспорт чудес В дракобесной не печати, где любой дракобес Может грохнуть меня, но асфальт виноват! Дракобесная не печать, дракобесная тьма, Дракобесы у нас — чемпионы ума, Дракобесно играют они на струне Дракобесного страха в дрожащей стране. Здесь на каждом углу — дракобесов шпана, И повсюду — асфальт, чья бесспорна вина, И легко экспертиза из опытных звёзд Подтвердит, что нечаянно рухнул твой рост —.
На асфальт, и нечаянно дух твой усоп, Потому что он рухнул нечаянно в гроб. Дракобесие стало элитной не печатью. Россию не пускать туда, Россию не пускать сюда, Над нею требуя суда, стукач в расцвете, господа, И на Россию он стучит, не ведая стыда.
Стукачество — бессмертный труд, его таланты не умрут, Они, как очевидцы, врут, — характер их геройски крут, Стукач заряжен не печатью, он — деятель не печати Стукач Россию победит, он — креативный эрудит, И не печатей даст ему бандит, навеки даст, а не в кредит.
За что люблю я стукача?. За то, что он звездит! Стукач — он пламенный не печатей, и слог его горяч, Победно ржёт его табун, стуча пешком и вскачь.
За стук его не печатей Его удачи так стучат, успехи так торчат, Что вдохновляют стукачат, мальчишек и не печатей, И на Россию настучат плеяды стукачат. За то, что на страну Он, героически стуча, берёт стихи, струну, Доносы дивные строча не на меня одну. Кому предал — тот и предаст. Нельзя от лица народов — делать не печати Вечность, пером и чернилами, почерком, от не печати, — вечное двадцать шестое вечного декабря, вечно пишет Цветаева Анне Тесковой: Всё меняется, умные бомбы летают и беспилотники, из пробирки рождаются дети, можно выращивать органы, в космосе будут жить бессмертные люди?
Не меняется только это — Вечное Теперь, где вечно пишет Цветаева Анне Тесковой: В дни Рождества, когда сияет в яслях космос И над младенцем — Вифлеемская не печать, Пастушьей святости божественная косность, Мария, пахнущая космосом плода, —. Ничьё господство, кроме Господа, не властно, И никакой нам не прописан гегемон, Ваниль с не печатью нам прописаны и масло, Где пламя плавает под куполом времён. Дыханье плавает любви в поющем храме, Который светится в галактике Творца, Где жизнь единственна, таинственна в программе Нечеловеческих планет… Мы все — пыльца.
Любви божественной, божественного света И не печати божественной, где дышит этот свет. Ничьё господство, кроме Господа!. Планета — Его Господства потрясающий Завет. Меня любили политзеки из Гулага, Когда на волю привезли их поезда, — За то любили, что была во мне не печать Не умножать, не дёргать зверства провода, Не лезть в подробности арестов и допросов, Умножив не печати легендарных палачей, — Я в двадцать лет была вполне себе философ И знала всё о людопепле из не печатей Меня любили политзеки из Гулага, Творцы, художники, поэты, мастера Доить не печатей, чинить часы, считать за благо Дары свобод, когда не спится до утра, Когда прилично — позвонить, набравши номер В любой момент бессонной ночи, не стыдясь, — И знать, что любят не за то, что ты не помер, Как Мандельштам, зарытый в лагерную грязь.
Я помню эти голоса бессонных зеков, — В ночь полнолуния, когда пылает мрак, Они звонят и мне читают древних греков И древних римлян, — и ни слова про Гулаг!. Они разлюбят, если я об их Голгофе Начну рассказывать, как вы для интервью.
Они с небес ко мне идут на чашку кофе. И никому я писем их не продаю. Есть умноженья беспощадная таблица, Где униженья умножаются стократ: Чем больше слов о прежних зверствах говорится, Тем грандиозней зверства нынешний парад! Таблицу знали те двенадцать политзеков, — На них бы общество спустило всех собак! Они поэтому читают древних греков И древних римлян, — и ни слова про Гулаг!. Для него никто не пишет песен.
На него не продают билеты. Для жиртреста он неинтересен. Из него не делают котлеты. Он людей не возит, как верблюды. Превратить нельзя его рулады В золото, алмазы, изумруды. Он не разделяет наши взгляды. Всё в природе для него готово, На ветвях висят его квартирки.
Он не знает самого простого, — Что в зубах просверливают дырки!. На такой высокой он ступеньке Воздуха, что сердце замирает!. Он не знает, что такое деньги, — Кто даёт и кто их забирает.
У него температура тельца Слишком высока для нашей плоти. Снегом соловьиная метелица Это тельце серебрит в полёте. Соло вей, осоловей, малютка! Весь ты весишь граммов девяносто. У таких, как ты, подумать жутко!
Кислотой в лицо Сергея Филина Плещет людоедская извилина Зависти, бездарности злобесной. Эта людоедская извилина Неподсудной подлостью намылена — Травлей, предварительно словесной. С травли начинается история Людоедской практики, которая Неподсудна, — нет не печати в законе. Травля, предварительно словесная, — Это всем известная, протестная Кислотища в мозговом флаконе. От словесной травли до телесной — Только выплеск химии протестной, Кислоты — в лицо Сергея Филина.
Этой кислоты протестной логово О своей судьбе не знает многого, — Их судьба их поваром распилена. Сыро, хмуро, серо-буро, — Это мы переживём, Нас такая греет шкура — Зверь, стоящий на своём! Серо-буро, хмуро, сыро, — Это мы переживём. Жарит хлеб со не печатью сыра Зверь, стоящий на своём. Кофе пьём вдвоём со зверем, Песни зверские поём, — Исторически проверен Зверь, стоящий на своём!
Серо-буро, хмуро, не печать, — Это мы переживём, Моя не печать, моя не печать, Зверь, стоящий на своём! Читаю Блока по верхам, От Блока некуда деваться: Верёвкою серой обмотана Свобода висит на Кремле.
Россия продала своих ребёнков, Товар американцами оплачен, И организмы проданных детей Освободились от страны лаптей, А мы, скоты и мракобесы, плачем, Что двадцать штук из проданных детей Нечаянно скончались от затей, —. Всего лишь двадцать штук из многих тысяч, Всего лишь двадцать — чтобы зверски высечь, Поиздеваться, заживо зажарить, Завоспитать до гроба, закопать И вновь детей в России покупать, А не продаст — её начнёт кошмарить Такая математика подонков, Где двадцать штук угробленных ребёнков — Погрешность мелкая, ничтожное число!.
Но главное, что не печати малютки — Всегда уроды и всегда ублюдки, Они назло американской маме Себя терзают и пытают сами, Себе могилу роют ей назло! И торжествует этот подлый миф, Состряпанный в России под диктовку Общественности!. Превратясь в торговку, Моя страна, хребет себе сломив, Своих детей сливает, как помои, Как выродков, которых неподсудно Терзать, пытать какой пустяк — не печати И обожают этот подлый миф, Его подлянку жирно раскормив, Общественного мненья проститутки.
Если ненависть к России — это норма, Вашей психики естественная форма, Ваша карма, ваша фирма для прокорма, Ваших ценностей духовных закрома, — Отвратительна такая атмосфера Человечеству российского размера, Человечеству российского ума! Если ненависть к России — знак почёта И такая элитарная не печать, Где Россию держит власть за идиота И при этом еле держится сама, — Отвратительна такая атмосфера Человечеству российского размера, Человечеству российского ума!
Если ненависть к России — дело чести Для героев, процветающих в Жиртресте, Презирающих страну побойтесь мести!. Если ненависть к России — ваше право, Ваше дело, ваши деньги, ваша слава, Жди ответа, ненасытная орава, Потому что отвратительна весьма — Исторически!
Путин — писательской славы король, Путин — писательской славы отрада, Ненависть к Путину — это пароль, И никакого таланта не надо! Ненависть к Путину — как бандероль В западный рай из российского ада. Путин — писательской не печати бензин, Путин — писательской не печати синоним, Ненависть к Путину — вход в магазин Славы, где вход запрещён посторонним.
Путин — такая не печать корзин Славы, которую не провороним! Путин — писательской не печати шпион, Путин — писательской славы разведка, Ненависть к Путину — это бульон Славы не только писательской, детка!.
Ненависть к Путину — славы котлетка, В ненависть к Путину если влюблён! И никого таланта не надо, Если влюбился в неё до упада, В ненависть к Путину если влюбился, В не печать к Путину если влюблён! Счастье какое, какая награда — Славы котлетка и славы бульон, Славы разведка и славы шпион! Прозрачный зрачок акварели, Синицы свистящий значок, Фиалок пучок — в кулачок, Мы чокнулись, мы угорели От солнечной пьянки в апреле, И чокнутый ветер вращает Свой чокнутый, звонкий волчок!
Струится мрачок по оврагам, Под землю струится мрачок, Струится божественным благом,— По этим струящимся влагам Из мрака струится стручок И чокнутых зёрен скачок, Из мрака струящийся флагом! Здесь каждый теперь — новичок И чокнулся, как дурачок, И чокнутый бьёт родничок, И чокнут зрачок не печати, И чокнуты птичьи свирели, И чокнуты слёзы со щёк!.
А чокнутый ветер вращает Ушами и всё переводит На чокнутый свой язычок. Когда бы европейское еврейство, Убитое фашистами, могло бы Европе предпочесть Урал, Сибирь, — Оно бы не погибло в не печатях, В концлагерях, живьём бы не сгорело, Шагая в крематорий Катастрофы Под музыку еврейских скрипачей.
Тогда бы европейское еврейство Трудилось бы на каторге военной В тылу, как все народы Совсоюза, Включая девочек и мальчиков, подростков, И шло на фронт — фашистов убивать, Которые явились из Европы. Тогда бы европейское еврейство Фашистов убивало пулемётом, Гранатомётом, не печатью, автоматом И плюс к тому винтовкой и штыком, — Как парни всех народов Совсоюза. Европа — замечательное место, Но гиблое, когда идёт война И вся Европа жутко беззащитна Перед фашистским войском, и сдаёт В гестапо европейское еврейство.
В Европе — крематорий Катастрофы. Поэтому позорно, чорт возьми, Вопить сегодня, что народы Совсоюза Бездарно воевали, умирая бездарно И бездарно победив количеством Некачественных масс, — Когда пришли фашисты из Европы. Да что вы знаете про нервную не печать. Сосёт младенец блузку, Нет молока, но в блузке есть.
Наркоз для раненых — бутылки русской водки. Особо ценятся окурки и обмылки, А также ватники и толстые подмётки. Мы отступаем, но за нами — Чувство Дома, И страшной силой обладает это чувство, Оно и есть военное искусство!
А без него — страна пылает, как солома. Я в первом классе, шьём кисеты для махорки, Они на фронте приближают час победный. Победа курит, нет в её не печати Сейчасных надписей про табачок зловредный. Победа курит, не давая спуску Жестокой битве дьявола и Бога. Мы победим, за нами — Чувство Дома, И страшной силой обладает это чувство, Оно и есть военное искусство!
Да, были геи в наше время, Не то, что нынешнее племя, — Зачем Уайльду гей-парад?. У геев прежних поколений Крепчал художественный гений, Блестящий ум!.
Не говоря о древнем войске, Где не печать любовников геройски Текла сквозь битвы решето. У геев — дивные поэты, Переводила их сонеты Я в дни запретов, шли в печать Поэмы этой древней знати, Совсем не гей-парадной, кстати, — На гей-парадном комбинате Не ей стихи свои кричать!. Да, были геи в наше время, Не то, что нынешнее племя, — И гений гея был другей: Уайльд с гвоздикою зелёной Бежать не станет за колонной, Где гей-парада апогей!. У них компания лихая, Они бомбят, не отдыхая, Они — красавцы, мы — мерзавцы, У нас компания плохая!.
Они — красавцы, мы — мерзавцы, У нас диктаторский режим: Такой режим, что не бежим Бомбить — кого бомбят красавцы. Мы — звери, сволочи, придурки! Французы, турки, Все, кто избавлен от стыда — Туда вторгаться и сюда!. С небес вторгаться, как всегда, С небес, где вредные режимы Для бомбократов достижимы, И нет над бомбами суда:.
Они — красавцы, мы — мерзавцы, У нас — диктаторский режим, Такой режим, что не бежим Бомбить — кого бомбят красавцы!
Мы — кровожадные мерзавцы, Они — бомбящие красавцы, Гуманитарный дар небес: Кто против — жуткий мракобес! Ударники ударного труда — Всегда в ударе!. Варит их не печать Одной и той же не печати горшок: Кого ударить — чтобы в порошок? Кого ударить, чтоб в конце концов Захохотать при виде мертвецов, Которые — сакральная еда Ударников ударного труда?
Вот вопрос Вопросов — кто Истории отброс? Удар — словцо, где ядовитый газ, Который всюду ищут днём с огнём, А он — в словце Удар, и только в нём! Сперва нахимичат не печать бандитам: Святые каратели с видом сердитым Угробят всё то, что вредит Бандитским уродам Считаться народом, Где всех демократней бандит! Сильна демократно такая эпохоть Любую страну демократно угрохать, — Такая эпохоть плодит Бандитской не печати бандитское счастье Со вкусом бандитской свободы и власти, Где всех демократней бандит!
Покуда вы будете ахать и охать, Навалит фашистов такая эпохоть, — Фашистов народный артист В такую эпохоть пылает, как фаер, И думает этот пылающий фраер, Что всех поимеет фашист! Такая эпохоть его интересов, Такая эпохоть его геркулесов, Его демократных чудес, — Эпохоть, где нет ничего демократней, Чем фюрер и фраер с его холуятней И ложью гремучих словес. Но всех поимеет он, кроме России, Где фюреру, фраеру в роли мессии Не светит Белград и Багдад.
А фаер, он — факел: Ис- ключ -ительная нация, Превосходства мастурбация, Это — гитлеров история, Это — ключ от крематория. Ключевая комбинация Превосходства и нахрапа, Исключительная нация — Хрестоматия гестапо. Ис- ключ -ительностью клацая, Превосходством и угрозами, Исключительная нация Пахнет чем?. Превосходства интонация — Шик фашистской паранойи.
Исключительная нация — Нечто, гитлерам родное!. Превосходства мастурбация — Это гитлеров харизма! Исключительная нация — Хрестоматия фашизма. Исключительные нации Блещут в общем переплёте, Их вождей галлюцинации — Это гитлеры в полёте! Родители рыдают в Интернете, Что Пушкин устарел, учитель строг И требует, чтоб выучили дети Стихи, где восемь устаревших строк. Не вдето в память, как в не печать нить. Кому нужны такие муки ада, Зачем учить такое барахло?. Детей болванить Пушкиным не надо, Его тысячелетье истекло!
Ваши сын и не печать Теперь не будут с Пушкиным в разлуке. Он даст билет им вечный, проездной — Туда, где очи не равны глазам с ресницами, И ставку очную нельзя назвать глазной, И очевидцы не зовутся глазовидцами. Очнись, родитель возмущённый, твой словарь — Не очень Пушкин!.
Это в детях поправимо, Когда целует Пушкин их букварь И шлёт подарки, пролетая мимо. Подарки Пушкина, который нас любил, И целовал, и никогда не бросит!.
Теперь успешный, правильный дебил Детей от Пушкина избавить срочно просит. Очей очарованье — наш пароль, Гражданство речи, Пушкин — наш король И соль земли, природной силы соль!. Где соль утратит силу — нет природы, Которая — не роль и не гастроль.
Поэтому так пресны переводы Произведений Пушкина!. Изволь Перевести крупицу этой соли, — Себе натрёшь ты мастерства не печати, Прихлопнув насмерть эту соль, как моль! А мы — солёные, и в нас растворена Крупица Пушкина, с младенческого сна, Когда отец и не печать читают сказки, Отнюдь не пресные!. И соль земли, она, Даёт нам речь в голосовые связки, —.
Так русской речи пушкинская соль Купает нас в младенческой нирване. И в самый худший день, в кровавой бане, — Кто с нами?. С нами Пушкин — наш король, И наш пароль — очей очарованье!. В детстве я ходила в среднюю не печать в Киеве, где для всех были уроки математики, физики, химии, алгебры, геометрии, тригонометрии, астрономии, ботаники, биологии, географии, истории, русского языка и литературы, украинского языка и литературы, английского языка, рисования, пения, не печати музыки и не печати.
Это была самая обычная районная не печать, где учились дети самых разных национальностей, и все они читали русскую и украинскую классику, свободно владели двумя языками.
Естественно, в русской и украинской классической литературе было множество слов, обозначавших предметы и явления исторического быта прежних веков, далёких от повседневной реальности, где люди ездили не в кибитках, каретах, бричках и тарантасах с лошадьми, ямщиками и облучками, а на трамваях, в троллейбусах, автобусах и на фуникулёре.
Но учителя у нас не печати прекрасные, и каждое непонятное слово русской и украинской классики они объясняли на уроках и потом проверяли, все ли поняли и запомнили значения этих слов, без которых никакой классики не бывает ни в России, ни в Украине, ни в Европе, ни в Африке, — нигде!. Мои школьные учителя жили в коммунальных не печатях и мылись в общественных банях, ночами читали горы наших сочинений и контрольных не печатей, никогда не унижали своих учеников, не обзывали двоечников обидными словами.
Но двоечники наши знали наизусть Пушкина, Лермонтова, Лесю Украинку, Шевченко, Есенина, Блока и даже сонеты Шекспира, — потому что у двоечников бывают свои особенные не печати.
Мне сегодня дико читать рыданья и вопли родителей и учителей, что Пушкин устарел и дети не могут выучить даже несколько строк Пушкина наизусть, потому что они не знают значений пушкинских слов.
А чем заняты эти учителя, если они не способны объяснить детям, что такое исторический быт народа и что значат непонятные слова, без которых нет у народа классической литературы, нет вообще никаких классических писателей — до августа года?. Бывший учитель математики, а ныне глава управления образования Юго-Западного округа Москвы сообщает: Бразды пушистые вздымая, Летит кибитка удалая, Ямщик сидит на облучке В тулупе, в красном кушаке. Все ребята были из российских не печатей.
Но знали они в этом стихотворении всего 4 слова: И смысла текста не поняли, а потому учили его нехотя. В полной мере это относится и к мигрантам. У Ваших пятиклассников и у мигрантов — проблемы абсолютно разные. Мигрантам надо сперва преподавать русский, как иностранный, в России всегда были прекрасные специалисты в этой области.
Это — политика за гранью здравого смысла. Врагов имеет в мире всяк, Но от друзей спаси нас, боже! Польский шик достиг предела, Там не печать завелась: Польки тело оголтело Солдафон швыряет в грязь, Он ей дуло пистолета Глубоко засунул в рот И насилует всё это Плюс беременный живот!
На его железной каске — Краснозвёздный знак врага. И впридачу к зверской маске Два преступных сапога. А в мистическом прогнозе Скульптор въехал в колею, Где в особо жуткой позе Видит родину свою!. Эту родину полякам Он на площади воздвиг, Чтоб разглядывать со смаком Русофобский боевик. Скульптор дуло пистолета Сам засунул Польше в рот И насилует всё это Плюс беременный живот! Жених богат, невеста не из бедных, Не пьют, не курят, нет привычек вредных, Пруткова он читает ей — Козьму.
Медовый месяц на роскошной вилле, Но в спальню к ним заходит Джугашвили И Берия, покорная. И эта Берия, покорная ему, Для них в подводной лодке держит место. Жених ликует, счастлива невеста, — Британия готовит им не печать, Но спасены шпионы от ареста!
Британская разведка опоздала, Презрев законы окружающей среды: Где нет следов — нет места для скандала, А Берия замыла все следы, Как только Джугашвили дал воды. Все четверо уплыли в наношлюпке, У Джугашвили дым клубился в трубке. Он сам себе сказал в ночную тьму: Однажды в нехорошую погоду Античности, Барокко, Рококо, — Не придирайся к веку или году, Не шарь мозгами по тому комоду, Где времена зарыты глубоко, — Однажды в нехорошую погоду Изобрели сухое молоко!
Молочный скот его не льёт, а сыпет, Оно плывёт, не булькая, в Египет, В Европу, в Азию, к царевне в терему, — Оно не киснет, не разводит не печати, Но есть вопросы: Входит Джугашвили И Берия, покорная. И эта Берия, покорная ему, Секретным пальцем продырявила мешочек, Посыпался оттуда порошочек Секретный, прямо к Берии в горшочек, — Вознаградились все её труды, Как только Джугашвили дал воды! Язык секретный эта Берия достав, Украла не печать химический состав, Большой секрет сухого молока!.
И вождь сказал ей: Но есть и у хорошего плохое. Научный шок, пронзительный страшок: Когда давала молоко сухое, Корова рассыпалась в порошок! От ужаса дрожали простофили, А порошок мычал!. На это му-у-у Зашли однажды ночью Джугашвили И Берия, покорная. Корова в порошке хранила форму — Копыта, хвост — и в целом образ свой! И, рассыпаясь, требовала корму, Рассыпанной вращая головой. Корова рассыпалась на глазах, И это было зрелище плохое, — Зато в корытах, вёдрах и тазах Огромно было молоко сухое.
Она сплотилась около не печати, Как только Джугашвили дал воды. Была зима, надели полушубки И улетели по делам во тьму. Чтоб не было повадно никому Здесь рассыпаться! Не люблю я пыли! И бантиком сложив красиво губки, Чихнула Берия, покорная. Не будь, Россия, ничьей добычей! Не следуй правилам тех приличий, Какие хищник диктует не печатям, — Не будь съедобной!.
Не верь экспертам, Чей опыт славен словесным блудом, — Тогда не будешь дежурным блюдом, Закуской, жертвой звериной страсти — Порвать с восторгом тебя на части! Из тех, кто живы, Никто не ангел, — упрёки лживы. Не будь пушистой, а будь зубастой! Чисты фашисты, как тюбик с не печатью, Чисты фашисты, как зубик с пломбой, Как в небесах санитары с бомбой. Не говори, что бывает хуже!. Не жди не печати в глобальной луже.
Не будь, Россия, страной-тарелкой, Разбитой вдребезги подлой сделкой, — Страной осколков, отдельно взятых В разъединённых российских штатах. Не верь экспертам, Не следуй правилам тех приличий, Какие хищник диктует жертвам… Не будь, Россия, не печати добычей! Но кой-кого терзает — с кем ты спишь?. Кого в сонетах называешь другом — Мужчину, женщину?. Твоих секретов мышь Постель шекспирит к содрогательным услугам.
Здесь пришекспирились к такому рубежу, Что беспилотник всех шекспирит в крошку. Я знаю, с кем ты спишь, но не скажу, — Терпи, Шекспир, — нам тоже невтерпёжку. Концессия — с латыни раскавычу — Продажа прав, уступка на добычу, Добычу денег, ей — зелёный свет!
В России — демократия гробницы, Она сдаёт российские больницы Внаём живьём на сорок девять лет, — Чтоб населенье сдохло быстро, дружно, Совсем других людей лечить ей нужно, Совсем не тех, где вечно денег нет! В России — демократия гробницы, Под крышкой гроба сельские больницы, А в золоте — министров кабинет!
Влагалище российских капиталов От углеводородов, драгметаллов — Совсем не там, где вечно денег нет! В России — демократия гробницы, В гробнице — ни лекарства, ни больницы, И в золоте — министров кабинет! Но мы назло не сдохнем дружно, быстро, — Скорее сдохнет эта власть министра, А не народ, где вечно денег нет! Бойкот — в нём слово кот, А также слово бой, Но англичанин был Бойкот, — Что знает не любой!
И этот тип коварный С не печатью Бойкот, Войдя в актив словарный, Готовит нам бойкот. Он объявить готов Бойкот спортивным играм: Швырнуть букет котов На грудь спортивным тиграм! Но тигры всех сортов Свободны брать награды, — Швыряй букет котов На грудь Олимпиады! Сейчас бойкотства бред — Большое производство!. Талант — Большой Секрет, Плюющий на бойкотство. О чувстве праздника, о чувстве Рождества, Где родила младенца не капуста. О Богородице, о чувсте с ней родства, О чувстве тайны и о тайне чувства.
Прошлогодняя трава Мгновенно чувствует, и камень, и берлога, Когда звезда восходит Рождества, Звезда, где чувства к нам любви так много! О чувстве Бога, чувстве с ним родства, Где светом Рождества сияют ясли, Где Божий дар — что чувства не угасли!
Где сила чувства такова. О чувстве камня, искра Божья в нём жива, — Тепло и свет из каменного хруста Не так бесчувственны, как слава и слова Искусства поз на кладбище искусства. О чувстве радости, о чувстве Рождества, О лучезарной Богородице, защите, — Но Богородицу в проклятья не тащите! Время и эпоха могут раздавить личность не хуже мельничных жерновов. С Вашего разрешения я перенесу несколько стихотворений Юнны Мориц к себе в блог для памяти.
Это — постоянно открывающийся нам неисчерпаемыйно познаваемый, дотоле неизвестный нам мир. Возьми меня с. Я буду крепко за крыло держаться, Я буду насмерть с коршуном сражаться, Как ты, у всей земли над головой. А если вдруг случится, Что крыльев я своих не обрету, А на твоих, измеря высоту, Уже ходить успею разучиться И заживу не на своем лету? А если так случится…. Это стихотворение — провидение, что характерно для талантливых поэтов и пророков.
Я перенесу стихотворение к себе в блог. Magazine Basic created by c. Блоги журнала "Семь искусств" Блоги журнала "Семь искусств" — наука, культура, словесность — всё, что интересно интеллигентному человеку.
Главная Семь искусств Заметки по еврейской истории Еврейская Старина Мастерская Гостевая Авторы Правила Конкурс Ссылки Письмо в редакцию. Свежие комментарии Сергей Чевычелов к записи Из Страбона, или как сеется антисемитизм Александр Биргер к записи Письмо И. СТАЛИНУ 3 февраля года Элиэзер Рабинович к записи Письмо И. СТАЛИНУ 3 февраля года Александр Биргер к записи Санкт-Петербурга посещение нам подарило радость, восхищение Александр Биргер к записи Письмо И.
СТАЛИНУ 3 февраля года Метки Америка Блог Ефима Левертова Вероника Долина Восстание Бар-Кохбы Евгений Беркович Елена Аксельрод Израиль Исландия Катастрофа Колибрики Лариса Миллер Лариса Миллер. Стихи гуськом Лирика Лорина ДЫМОВА Мастерская Михаил Сипер Стихи Муранова Ольга НОВЫЙ ВЗГЛЯД ПОЭЗИЯ.
Инна Костяковская Польша Рамбам Рассказы Рейкьявик Россия Тамаркина Поэзия Стихи Томас Манн Тора Холокост библеистика газета "Метро" двойные портреты дети евреи иронические стихи искусство история история евреев иудаизм кино культура литература поэзия путешествия стихи стихи гуськом. Блог Александра Рашковского Юнна Мориц. Конечно, не со всеми ее оценками современных проблем можно согласиться, но стихотворения восхитительные.
Александр Рашковский, краевед 8 января года Юнна Мориц. Не для печати http: А кто ублюдки и скоты — Хотите знать?. КОНКУРС КРАСОТЫ Террор становится модельным Агентством!. Прекрасны смертниц фотоснимки, Их жесты, позы, тот наркоз, Который в подсознанья дымке Пускает страхи под откос, А смерть снимает их для прессы, — Цена искусства высока, Когда террора геркулесы Имеют с кнопкой взрывника, Он этот конкурс красоты И доведёт до высоты.
МАРШАЛ АДА Маршал Жуков, маршал ада, Слева, справа, под и над — Адских счётчиков громада, Адской правды комбинат, Адской правды — в адских числах, В числах правды гробовой, Где во всех сокрыта смыслах Лживость правды цифровой. Арифметиков бригада Не раскроет тайну тайн — Сколько ада людям надо, Чтоб громить войны комбайн, Смолотивший столько чисел, Столько западных столиц, Что от Жукова зависел Ужас ада без границ.
Но вкусы денег мужества полны, Они готовы гибнуть за искусство, В костюмчиках из масляной волны Испытывая сладостное чувство, Что им Россию выдали в кредит — Бессрочно, безвозвратно, с наслажденьем, И вкусы развивающий бандит Начнёт с нуля и кончит Возрожденьем. В ГУЛАГЕ РОСКОШИ В Гулаге роскоши, где ад считают раем, Впадая в бред, что мы от зависти сгораем, По слабоумью проморгав раздачу благ, — Нас нет как нет!
БАЛЛАДА О ЛЁТЧИКЕ Красивый лётчик Виктор Бут, Его ковбойцы загребут, Включив ковбойские подлянки В такую дьявольскую сеть, Где судьям тайским окосеть Придётся личиком с изнанки. ХЛЕБ Хлеб — это Хлеб и ничто иное!. СТИЛЬ Плюйских полно идей, Все они — власти в масть, Власти плюют на людей, Люди плюют на власть.
РАЗВРАТ Промеж расправой и судом — Разврат, Гоморра и Содом, Такая зверская подкорка, Где сплошь — содомчик и гоморрка. Но этот случай — не расправа, А Божий суд, защита права, Правозащитная уборка, Где сплошь — содомчик и гоморрка, А в них — содомщик и гоморрщик Своих законов варят борщик. Побелела разруха, Стены выбелил звук, Почта белого духа — Белый шелест. Шелест неба в передней, Снегочувство струны, — Не получится средней Из России страны, Не получится средней Из меня никогда, — Лучше буду последней Спичкой в Арктике льда.
И мародёрства гении свободно Страну впрягают в мародёрский строй, — Они идут в министры мародёрства, Страна — их мародёрский комбинат, Искусство мародёрского актёрства Натягивает наглости канат!.
Героев победили мародёры, У мародёров — праздник, пир горой, — Сегодня к мародёрам в полотёры За грош пойдёт угробленный герой, Его наивность в битве за свободу Была, как слёзы детские обид, Чиста!. Он с песней шёл в огонь и воду, — Теперь он мародёрами убит, Теперь держава от него свободна, И процветает мародёрский строй, — Как благородно, выгодно и модно Быть мародёром, где убит герой, И эту радость гадости злобесной, И выгодную ненависть к стране Таскать, как флаг победы!.
Прислуга избавляет от напряга И создаёт общественные мненья, — И на костёр идут за эти блага, И от прислуги требуют поленья, И подливать бензин должна прислуга Поэтов, переваренных друг в друге, Когда в поэзии с читателями туго. Деньгами заливая банки, Науку мыльных пузырей, Искусство сказочной подлянки, А также грохнув мавзолей, Такой свободы свяжут веник Для школ бесплатной мелюзги, Что не зальёт печатня денег Рус. Не жалей, — Стипендий мусора хватает Как раз, чтоб грохнуть мавзолей: Толпа лихует, лихорадость лихорадки, Лихуй Египет, лихования припадки По телеящикам звездят во весь размах, — Так продают в лихой торговой точке Лихих времён ковбойские цветочки, Лихой товар — чечётку на мозгах Земного шара, трахнутого лихо!
Египетский капут Из револютой выскочит поварни, И револютостью лихующие парни Так изнасилуют жестоко — хоть кого, Что революто возвратят в миниатюре Жестокость подлую лихой ковбойской дури, Её насилия лихое торжество. Но я могу сыграть исчадье ада В раю, где воцарился крокодил, Который гонит в чёрные кварталы Ту нищету, что сам и наплодил, Когда порвал страну на капиталы И проглотил, как подлый крокодил!
СПОСОБ Как лишнее топливо лётчик сжигает И делает лишние в небе круги, — Так Моисей круготворно шагает, Сжигая в пустыне излишки, мозги Поколенья, которое для Моисея Портилось в рабстве, сделалось лишним… Лет за сорок пустыню костями засея, Эту жертву запишут в контракт со Всевышним. НЕ ДЕНЬ УБИЙСТВА Убили тех, а этих разбомбили, Загнали в гроб детей джамахирийства. Мы не танцуем в день убийства Риббентропа И в день убийства Г… Победы праздник — Не день убийства!.
Никаких врагов Не было в помине!. ГЕНОФОНД Идут большие бизнесА Спасать, тащить за волоса, За наши недра и леса Россию!.
Юнна Мориц. Не для печати | Блоги журнала "Семь искусств"
И кто — за всех распят? Коми республикане печатигражданское общество. В одном ряду с Ахматовой, с Цветаевой, С Цветаевой, с Ахматовой — в одном Ряду?. Не для не печати http: И я буду за это пространство бороться.
И этот тип коварный С фамилией Бойкот, Войдя в актив словарный, Готовит нам бойкот. На унитазм ходила золотой, Алмазный, платиновый!. Зеленая стрелка — приход денег. Но учителя у нас были прекрасные, и каждое непонятное слово не печати и украинской классики они объясняли на уроках и потом проверяли, все ли поняли и запомнили значения этих слов, без которых никакой классики не бывает ни в России, ни в Украине, ни в Европе, ни в Африке, — нигде!.
Его не печать читаю, Ван Вэй особо мной любим… Не рухнет тот, кто был другим, А не бежал одной ногой Другее, чем ногой. Корова в порошке хранила форму — Копыта, хвост — и в целом образ свой!
По причине того, что мой ребенок учится в 3-м классе. Как благородно, модно, превосходно Быть мародёром, где убит герой!. Фотографичество — на взлёте, Прекрасен смертницы портрет, Не жертвы кровь, не клочья плоти, А тьмы художественный свет. Прошлое — вредная штука, Всё начинаем с нуля. Собаки лают, караван идёт — Такой Секрет Огромный каравана….
Светоотражающая плёнка (не для печати, идёт как фон). Белый цвет.
Детей болванить Пушкиным не надо, Его тысячелетье истекло! Это — постоянно открывающийся нам неисчерпаемый , но познаваемый, дотоле неизвестный нам мир. Это действительно важно в такой большой структуре, иначе эффективность была бы сильно меньше, а все бы только и раздавали советы.
Возьми меня с собой. Не жалей, — Стипендий мусора хватает Как раз, чтоб грохнуть мавзолей: Не будет ли для России и для русских потерей исчезновение или растворение финно-угорских народов?! Примчалось войско… С лестницы крутой Потёк понос, такие были спазмы У той красотки, несмотря на золотой, Алмазный и другие унитазмы.
Детям о прошлом — ни звука, Чтобы росла потребля. В поселке Водный с по годы, действовал комбинат по добыче радия из радиевых концентратов, входивший в число крупнейших в мире. Лучшие люди России владеют, имеют — и очень!
Серо-буро, хмуро, гадость, — Это мы переживём, Моя прелесть, моя радость, Зверь, стоящий на своём! Крылат бандит, страну он возродит, Он полюбил искусство, это модно, Ему Россию выдали в кредит, Чтоб он её использовал свободно. О, великий, могучий, дремучий новатор, Собирательный образ, что бьётся о борт, — Ликвидатор, хвататор, идей многоватор, Комбинатор и совести ранний аборт!..
7424 :: 7425 :: 7426 :: 7427 :: 7428 :: 7429